Глава VIII ПАТОКА   И   ЯЧМЕННАЯ   МУКА

Сегодня 30 июня. Вот уже неделя, как я покинул Кальяо и впервые увидел над собой голубое небо, вернее клочок его величиной с ноготь. Итак, все еще невозможно было делать астрономические наблюдения, и я мог лишь приблизительно определить свое положение в , океане. Путем счисления я установил, что нахожусь на 8°17' южной широты и 82°20' западной долготы, на расстоянии примерно четырехсот миль от Кальяо. Было ясно, что я еще не попал в течение Гумбольдта. Было холодно. Чтобы согреться, мне пришлось надеть два свитера, фланелевую рубашку и бушлат, а также шерстяные носки, которые связала мне Тедди. Холодная погода держалась с того самого дня, когда «Сан-Мартин» отбуксировал меня из Кальяо.

Как странно: прошлое выпало у меня из памяти, как будто я потерял связь с миром людей. Я почти ничего не помнил и позабыл все подробности. Это беспокоило меня. Я потерял также и чувство времени.

Когда начало смеркаться, я налил в фонарь керосина, который должен был освещать компас, и стал готовиться к ночи. Старый дождевик по-прежнему защищал Икки от пронизывающего холода. Микки уютно устроилась на стареньком свитере под лебедкой. После коротких сумерек сразу наступила ночь, как это обычно бывает в тропиках.

Я задремал было у руля, но вдруг вскочил на ноги и стал пристально вглядываться в темноту. Быть может, что-нибудь развязалось наверху, в оснастке? Схватив электрический фонарик, лежавший рядом со слабо освещенным компасом, я направил луч света на грот. Все оказалось в порядке, лишь обычные звуки — удары бесконечных волн.

Я начал привыкать к плоту и теперь прислушивался к шуму ветра и моря. Время от времени о бревна ударялась большая волна и прокатывалась под плотом. Первым воспринимал удар руль, от чего вздрагивал штурвал, а тем временем плот перебирался через волну. Немного погодя с грохотом и ревом набегала другая волна, вскидывала кверху плот, в яростном кипении проносилась под ним и продолжала свой путь.

Я видел паруса, чувствовал, как дрожит под напором волн прочно связанный плот, который стремился вперед, разбивая волны. В эту ночь плот прекрасно поддавался управлению, но за ним все же нужно было пристально наблюдать. За эти дни я убедился, что плоту необходимо до известной степени дать волю. Я не старался плыть по прямой, да это практически было и невозможно. Вот плот сбивается на 10° к ветру, некоторое время он держится этого направления, затем отходит на 10° от курса в другую сторону. Затем все повторяется сызнова. Отчасти я был даже доволен, что плот не может идти по прямой. Я не буду выбиваться из сил, то и дело перекладывая штурвал и вглядываясь в компас, пока не потемнеет в глазах. Я, должно быть, ежедневно терял от десяти до двадцати процентов пройденного пути, но тут ничего нельзя было поделать.

Вокруг меня целый рой звуков, порождаемых океаном. Казалось, я был весь наполнен ими. Я плыл все дальше, во мрак, в беспредельные просторы океана. Вот поднимается огромная волна и яростно обрушивается на плот. Раздается шум, как будто по бревнам хлестнули тысячей бичей, и меня обдает дождем брызг. Вокруг со всех сторон бешено несутся черные морские кони с развевающейся белой гривой.

Потому ли я отправился в это плавание, что я настоящий моряк? В своей жизни я знал подлинных моряков. И вот теперь я видел их перед собой, людей различных национальностей, молчаливых воинов свинцовых морей. Я плавал с ними и не надеялся превзойти их в их молчаливом упорстве.